И вот за все эти смешки приснился мне кошмарный сон: опять иду дворами от Скатертного переулка, где я служил в Спортивном комитете, на улицу Воровского — ныне Поварскую, и поднимаюсь на четвертый этаж издательства «Советский писатель», и сажусь у дверей, и жду, когда же придет в редакцию советской поэзии ее заведующий Егор Исаев. Деваться больше некуда, потому что по всей Москве издательств, которые печатают «молодых» авторов, меньше, чем пальцев на одной руке, и повсюду надо становиться в самый конец очереди, а тут, в «Советском писателе», где работал в те годы Матусевич, моя рукопись лежит уже восемь лет. Снится мне, что опять сижу я сиднем у дверей редакции и дожидаюсь у моря погоды. И тут несказанное везение — надо же, как удачно получилось, ведь не чаще двух раз в месяц появляется на своем рабочем месте красное солнышко Егор Александрович Исаев, единственный за всю советскую эпоху лауреат Ленинской премии по поэзии, по характеру своего пространного дарования так и не написавший ни одного стихотворения. И вот опять Секретарь Большого Союза, неутомимый создатель бесчисленностраничных поэм «Суд памяти», «Даль памяти», накропал новое сочинение, и снова предстоит мне каждую главу — с вариантами, похваливая при каждом удобном случае, — выслушивать в авторском торжественном чтении — с тайной надеждой попасть в будущий издательский план. И тут — во сне — заглянул я через плечо вершителя поэтических судеб и с ужасом прочел на пухлой рукописи: «Пинок памяти».