Старший из братьев! Хоть ты и сам от природы разумен,
И наставленья отца тебя разумному учат,
Все же послушай меня. В иных человечьих занятьях
Даже посредственность в дело идет: правовед и оратор,
Даже если один красноречьем уступит Мессале,
А другой — широтою познаний Касцеллию Авлу,
Все-таки оба в цене; а поэту посредственных строчек
Ввек не простят ни люди, ни боги, ни книжные лавки!
Как на богатом пиру нескладный напев музыкантов,
Мак в сардинском меду иль масло, жирное слишком,
Нам претят, ибо мы и без них пировали бы славно, —
Точно так и стихи, услада душевная наша,
От совершенства на шаг отступив, бездарными будут.
Кто не владеет мечом, тот не ходит на Марсово поле.
Кто не держал ни мяча, ни диска, не бегал, не прыгал,
Тот не пойдет состязаться, чтоб стать посмешищем людям.
Только стихи сочиняет любой, не боясь неуменья.
А почему бы и нет? Он не раб, он хорошего рода,
Всадником числится он, и в дурных делах не замечен.
Ты же, прошу, ничего не пиши без воли Минервы:
Вот тебе главный совет. А ежели что и напишешь —
Прежде всего покажи знатоку — такому, как Меций,
Или отцу, или мне; а потом до девятого года
Эти стихи сохраняй про себя: в неизданной книге
Можно хоть все зачеркнуть, а издашь — и словца не поправишь.
<...>
Что придает стихам красоту: талант иль наука?
Вечный вопрос! А по мне, ни старанье без божьего дара,
Ни дарованье без школы хорошей плодов не приносит:
Друг за друга держась, всегда и во всем они вместе.
Тот, кто решил на бегах обогнуть вожделенную мету,
Жил с малолетства в трудах, не знал ни Венеры, ни Вакха,
Много и мерз и потел; кто идет состязаться на флейтах,
Долго учился сперва и дрожал пред учителем строгим;
Нам же довольно сказать: «Я на диво стихи сочиняю —
Все остальное провал побери, а мне неприлично
Вдруг признаться, что я, не учась, чего-то не знаю».